Академия наук СССР, отделение истории.
"400 лет русского книгопечатания".
Издательство "Наука", Москва 1964 г.
Оцифровка и корректура: Игорь В.Капустин



Чтобы полностью представить себе развитие украинской книги в XVII в., нельзя ограничиться рассмотрением продукции типографий Львова, Острога, Киева, Чернигова -- крупных центров украинского книгопечатания. Картина будет неполной, если мы не учтем деятельности типографий, возникавших время от времени в монастырях, при дворе меценатов, в городах, где обычно типографии связаны были с братствами. В содружестве с составителем, автором или переводчиком всюду мог работать мастер, знавший словолитное, наборное и печатное дело. Иные типографии исчезали бесследно, случалось также, что маленький ручеек превращался в полноводную реку. Знаменитая типография Киево-Печерской лавры ведет свое начало от "черев-ков" - матриц и литер - и "оздоб" - гравированных украшений, принадлежавших ранее одной из таких типографий, на время заброшенной, "припалой пилом" (засыпанной пылью), но потом возродившейся для многообразной деятельности.
Речь идет о типографии, вернее о типографиях, организованных львовским епископом Гедеоном Балабаном. Всего три-четыре книги были выпущены им между 1604 и 1606 гг., но эти книги, несомненно, сыграли свою заметную роль в развитии книжной культуры.
К тому времени, когда типографии Гедеона Балабана начали работать, за плечами у него была многолетняя борьба, которую ему приходилось вести на два фронта: защищая свои права на епископское место от посягательств на него ставленника польского короля и выступая против настойчивых попыток Львовского братства от епископской оцени. Властолюбивый епископ был человеком образованным, обладателем большой библиотеки где имелись книги на разных языках. Но, понимая значение книжного знания для укрепления мощи православной церкви, он вместе с тем противился стремлению "учить без согласия и вед ома епархиальной власти"2. Только представители духовенства, а не миряне могут и должны иметь отношение к науке и книге; такое мнение побудило его затратить немало сил, чтобы вопреки имеющейся у братства привилегии самому "книги для церкви потребны и на свет из-дати"; это же определило и тематику выпущенных им книг.
Гедеон Балабан сперва организует типографию в Стрятине - местечке Рогатинского повета на Волыни, где ему принадлежало имение, затем в Кры-лосе - пригороде Галича, где находился монастырь, охотно им посещаемый, когда он бывал вынужден на более или менее длительный срок покидать свою львовскую резиденцию.
Здесь он мог привлечь для работы по устройству типографии и подготовке книг к печати своего племянника Федора Балабана, широко образованного человека, учившегося в итальянских университетах 3, пригласить из Львова Памву Берынду, обладавшего разносторонним опытом как редактор, переводчик и художник. Переезжают к нему и мастера-типографы, имен которых мы не знаем. Совместными их усилиями было обеспечено высокое качество изданий этих типографий.
В 1604 г. в Стрятине был издан Служебник - книга, необходимая для церковного обихода; в 1606 г.- столь же нужный Требник. Параллельно с работой по подготовке к печати этой книги в Крылосе началось печатание третьего издания Г. Балабана - Учительного евангелия 1606 г. Подготавливавшиеся им к изданию Псалтырь и книги "на иных языках" не увидели света: в 1606 г., не успев закончить своей доли работы над выпуском Требника, умер Федор Балабан, а в 1607 г. скончался и епископ Гедеон.
Предисловия и послесловия к трем этим изданиям помогают узнать, каковы были размеры подготовительной редакционной работы, проведенной под руководством епископа Гедеона. Важно в этом отношении предисловие к Требнику. Здесь указывается, что книгу эту - "Эвхологию, сиречь молитвословец или требник" - было поручено выпустить по постановлению Берестейского собора, собравшегося за 10 лет до выхода Требника в свет. Но, говорится в предисловии, за это время многие участники Собора, в том числе и митрополит Михаил Рагоза, "пошли путем непокорства" и отступили "от святыя восточные церкви". Он же, епископ львовский, сохранил верность православию 4 и порученное ему дело в памяти имел. Предисловие говорит дальше о большой работе, проделанной Гедеоном: он собрал и сличил экземпляры многих рукописных, а возможно, и печатных 5 требников и "от здешних предел и от земля волоское, мултанское и сербское". Обнаружив в них "великое разногласие", он обратился за помощью к александрийскому патриарху Мелетию, и тот, откликнувшись на его просьбу, прислал ему апробированный им греческий текст Требника, который и был положен в основу стрятинского издания. Далее автор предисловия обосновывает имеющиеся в книге отличия от требников, бывших до того в пользовании, отстаивая целесообразность этих изменений.
Эти новшества вызвали ряд откликов, не всегда сочувственных, и со стороны православных и со стороны униатских богословов, что не помешало широкому распространению книг стрятинского издания. Об этом свидетельствуют надписи на сохранившихся экземплярах 6.
Много записей имеется и на экземплярах Учительного евангелия, вышедшего из крылосской типографии в том же 1606 г. Предшественником Гедеона Балабана по выпуску Учительного евангелия был Иван Федоров, который совместно с Петром Мстиславцем отпечатал в Заблудове в 1569 г. книгу, включавшую нужный церковному проповеднику материал. Снова сославшись на одобрение патриарха Мелетия, Гедеон подчеркивает в предисловии, что он "имея попечение... о книге сей, собрал... людей искусных в художестве том", повелел "исследовати и на многих местах ис-правити ея" и "з друкарни своее крилоское властным коштом и накладом своим из-дати потщахся". Предисловие заканчивается обращением к читателям, которых он просит пользоваться книгой "благодарно и любовно", читать "со всяким вниманием и страхом божиим и смиренною мудростью, а не нерадиво и леностно". Необходимо подчеркнуть, что, очевидно, круг возможных читателей его Учительного евангелия представлялся Гедеону сравнительно узким - во всяком случае здесь нет и намека на тот широкий читательский адрес, с которым мы встречаемся в предисловии к заблудовскому изданию той же книги Ив. Федоровым: там подчеркивалось, что издатель "восхотел, ежебы слово божие размножалося и научение людем закону греческого ширилося". Как известно, издатель Г. А. Ходкевич, от имени которого написано предисловие, заявляет в нем, что он намеревался даже "выразумения ради простых людей" (для понимания простыми людьми) перевести "на простую молву" (на простой язык) текст книги, и только опасение, что перевод будет недостаточно точен, заставило его отказаться от этого намерения.
Предисловия и послесловия к изданиям Гедеона Балабана не говорят о такой заботе; высказывавшееся неоднократно прежними исследователями мнение о присущем ему стремлении ограничить распространение книжного знания духовной средою находит себе полное подтверждение при анализе предисловий к изданным им книгам.
Учительные евангелия XVI-XVII вв., сохраняя свое основное целевое назначение - служить пособием для церковного проповедника, нередко "предназначались для народа" 7. Являясь переделками и переводами греческих подлинников, эти издания (а также рукописные их копии) находили читателей в светской среде.
Отпечатанные в Стрятине и Крылосе книги служили делу защиты и укрепления православной церкви, что в ту пору было равнозначно защите прав украинского народа на самостоятельное национальное бытие. Они выполнены с большой тщательностью и несомненным вкусом. Крупный шрифт, не имеющий наклонного характера; умение превосходно расположить материал наборной полосы; удачное использование инициалов и заставок; широко употребленная киноварь, расцвечивающая страницу,- все это говорит о том, что перед нами работа, сделанная рукой мастера. К сожалению, имена нам неизвестны; быть может, к оформлению изданий Г. Балабана имел отношение Памва Берында, о многосторонности дарований которого мы упоминали. Рамки титульного листа и инициалов напоминают аналогичную орнаментацию итальянских изданий. "Ангелы с мандолиной и арфой" на титуле крылосского Учительного евангелия непосредственно восходят к западным образцам 8. Наблюдение можно продолжить, выделив, например, среди инициалов к Служебнику 1604 г. те, где изображены и амурчики, и кентавр, и крылатый венецианский лев 9. Нам представляется поэтому неверным предположение Ф. Титова о том, что "вся вообще орнаментация стрятинских изданий вполне и совершенно соответствует... характеру древних византийско-славянских рукописей" 10.
При несомненном творческом использовании западноевропейских образцов мы наблюдаем в оформлении стрятинских изданий стремление хранить верность национальной традиции, самостоятельность в выборе образцов для изготовления шрифта, использование киновари в таких пропорциях, какие были издавна привычны для украинских переписчиков и. Титульная страница Служебника 1606 г. сделана своеобразно мастером, умеющим сочетать заимствованные орнаментальные элементы (в данном случае - рамку) с оригинальной трактовкой основной -текстовой -части титульного листа.
Графическое убранство, изданий, выпущенных в начале XVII столетия в Стрятине и Крылосе, разнообразно использовалось в позднейшей украинской, белорусской, московской печати 12.> Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что начертания ряда букв в инициалах, которые в этих книгах были помещены, могли послужить исходной точкой при создании гражданского шрифта.
Обычно, говоря о стрятинской типографии, указывают, что ее оборудование легло в основу типографии Киево-Печерской лавры. Сказанное убеждает в том, что и продукция типографии Гедеона Балабана имела немаловажное значение для украинской книжной культуры.
"Достоит сию книгу душеспасателъную не в церкви, но и в дому своем имети всякому правоверному христианину. Прочитовай часто, поучайся в законе господни день и нощь; и разумей истину". Так заканчивает свое обращение к читателю Кирилл Транквиллион Ставровецкий 13 в книге, которая, как и изданная в Крылосе Гедеоном Балабаном, носит название Учительного евангелия. Как показывают приведенные здесь слова, она предназначалась автором не только для использования в качестве пособия церковному проповеднику, а была рассчитана на гораздо более обширный круг читателей. В крылосском Учительном евангелии напечатаны были проповеди, переведенные с греческого оригинала, а Кирилл Транквиллион в изданное им включил свои проповеди, хотя в основу многих из них и были положены имевшиеся в его распоряжении греческие образцы.
Это была вторая его книга. Она увидела свет в 1619 г. в местечке Рохманове Кременецкого повета, была напечатана в "друкарне", которую Кирилл Транквиллион "в убогой куще странствия своего поставил". В предисловии он говорит q больших трудностях, сопряженных с созданием передвижной типографии. Первая его книга "Зерцало богословия", которая вышла на год раньше в Почаеве, и Учительное евангелие - книги большого объема (в особенности вторая), требовавшие для их издания хорошо оборудованной типографии и квалифицированных мастеров. Можно удивляться энергии человека, который обладал большими познаниями, самостоятельностью взглядов, умением печатать, распространять и отстаивать свои сочинения, в которых эти взгляды излагались.
Транквиллиону приходилось, по собственным его словам, выдерживать "укоризны, поношения, смехотворения и наветы оболгания". Прибегая к помощи разных лиц, которым он в благодарность за это помещает посвящения в своих книгах 14, он добивается, чтобы его труды увидели свет. "Трудное и преважное дело" издания своих книг он совершал сам, преодолевая "многие болезни", проливая "кровавые поты". Ему пришлось, пишет он, затратить "множайшие труды", чтобы "своим коштом и накладом" выпустить их в свет. Ему угрожают смертью, всячески его поносят: "Гнилое слово хульного языка... промчалось всюду по всей земле русской, смущая города и возмущая против меня простой народ",- сокрушенно пишет он, говоря о преследованиях, которым он подвергался в связи с выходом Учительного евангелия.
Как автор и издатель, не щадящий усилий, чтобы его книги увидели свет, Кирилл Транквиллион - один из приметнейших деятелей украинской книжной культуры XVII в.
Очень типична его забота о том, чтобы книги, которые он выпускает в своей "походной", передвижной типографии, по характеру своего оформления могли успешно соперничать с продукцией других типографий, располагавших большими возможностями.
Мы не знаем, кто помогал Кириллу Транквиллиону при оформлении книг, вышедших из его передвижной типографии. И сам он и его помощники прекрасно понимали значение четкого построения книжной полосы, выделения заголовочных элементов, применения второй (киноварной) краски, орнаментации. В заключительном обращении к читателю ("всякого чина и звания духовного и светского"), в котором он просит исправлять вкравшиеся в книгу ошибки, говорится о "художниках друкарского дела", потрудившихся над ее созданием. Отдельные элементы оформления этой книги заимствованы из разных источников. В этом легко убедиться, сравнивая инициалы стрятинских изданий с инициалами рохмановского Учительного евангелия. Возникало предположение о том, что они изготовлены были за границей, Рамка титула для "Зерцала богословия" копирует рамку одного плантенов-ского издания 16. Стремление придать особую нарядность книге, создававшейся в трудных условиях передвижной типографии, путем выбора и продуманной системы украшений, использованием второй краски можно сопоставить с литературным стилем предисловий и послесловий, написанных Кириллом Транквиллионом.
Анализ прозы Кирилла Транквиллиона дает обильный материал для таких сопоставлений, так как его непосредственное участие в оформлении книг, им написанных, не подлежит сомнению. Автор имел возможность придать своему произведению совпадающее с его замыслом оформление. Можно признать, что по разнообразию приемов использования ксилографических заставок и концовок, наборного орнамента, построения концевых полос рохмановское Учительное евангелие представляет несомненный интерес.
Трудно сложилась жизнь Кирилла Транквиллиона, неутомимого издателя, в котором не угасал, по собственным его словам, "огонь трудолюбия". Книги, которые он публиковал вопреки совету "лучше замедлити и прославитися нежели уско-рити и обещестися" 17, были осуждены строгими ревнителями чистоты православной веры на Украине и в Москве: "Тех книг нового слогу Кириллова Учительного евангелия никому..., в церквах и домех не держати, ни чести (т. е.- читать), ни поку-пати",- постановил собор украинских епископов. Тем, кто нарушит это постановление, грозило проклятие. А когда Кирилл позднее отправил несколько экземпляров своей книги в Москву, там по рассмотрении велено было ее "на пожарах сжечь, чтобы та ересь и смута в мире не была".
Сам же он смотрел на себя как на ревнителя и защитника православия. Присущая ему смелость и самостоятельность взглядов побуждали иных его современников считать его еретиком. Вероятно, это и обусловило его переход в унию. Уже будучи униатским епископом, он сохраняет свою типографию и печатает в ней -в 1646 г. в Чернигове снова "власным коштом" - последний свой труд "Перло многоценное".
Книги Кирилла Транквиллиона, несмотря на запрещение пользоваться ими, еще долгое время находили читателей. Экземпляр рохмановского издания Учительного евангелия, хранящийся в Харьковской Государственной библиотеке им. Короленко, имеет надпись, свидетельствующую о его происхождении из библиотеки Стефана Яворского. Попал он туда от другого, более раннего владельца. "Зерцало богословия", Учительное евангелие и "Перло многоценное" переиздавались в XVII в.18 Более того, очевидно, они пользовались таким большим спросом, что в 1697 г. арендатору типографии могилевского братства М. Вощанке показалось выгодным отпечатать часть тиража этой книги с фальшивым титульным листом, помеченным 1619 г. Это должно было избавить предприимчивого типографа от уплаты братству части доходов за эту контрафакцию.
"Злополучными типографами" называет иеромонаха Павла Домжива - Лютковича Телицу и его соратника иеродиакона Сильвестра автор исследования, освещающего их деятельность20. В его распоряжении имеется немного фактов, которые могли бы разъяснить причины, понуждавшие Павла и Сильвестра вести беспокойный кочевой образ жизни. Первая книга была ими в 1618 г. отпечатана в деревне Угорцы (Самборский округ в Галиции), затем в 1619 г. и 1620г. там же печатаются еще две книги; после этого они перебираются в Минск, где в 1622 г. выходит еще одна небольшая книжка. А к 1625 г. относится печатание Псалтыри в небольшом монастыре в деревне Четвертне Луцкого уезда. Павел и Сильвестр ненадолго находят приют в Луцке - там в 1628 г. были напечатаны два небольших по объему "Надгробных плача". И наконец, последним их пристанищем стал монастырь в селе Чорная (неподалеку от г. Ровно); здесь был напечатан Часослов (1629) и, возможно, еще одна книга - "Диалог о смерти", известная только в рукописной копии.
Этим история кочевой типографии не исчерпывается. Переезды ее владельцев, вероятно, во многом зависели от различнейших причин. Сначала им помогает Александр Шептицкий, православный епископ; с его смертью они вынуждены покинуть Угорцы. А в Чорной Павел счел нужным на случай смерти составить дарственную запись на свое имущество, типографию и книги, отписав все это в собственность своему подвижнику Сильвестру. Душеприказчиком он назначил своего очередного покровителя Адама Урсула-Радецкого, который в свою очередь завещал село
Чорную монастырю. Но Адам Урсула-Радецкий вскоре умер, а его наследник не хотел признать посмертных отцовских распоряжений. Павел, бывший к тому времени игуменом этого монастыря, стал искать покровительства Петра Могилы, отдавая себя под его "послушенство и опекунство", на что получил согласие могущественного киевского владыки. Вскоре Павел Люткович, около 20 лет своей жизни отдавший нелегкому издательскому труду, умирает. Его соратнику Сильвестру оставалось горько жаловаться на "несносные кривды, прикрости и шкоды", которые он переносит от потомков основателя монастыря в Чорной. Единственный выход он усмотрел в передаче типографии луцкому братству. Осенью того же 1635 г. типография была вывезена из Чорнского монастыря в Луцк. Это вызвало жалобу со стороны Дмитрия Рудецкого на то, что братство "кгвалтовне и безправъне" (насильно и не имея на то прав) завладело типографией. Жалоба последствий не имела, и типография осталась во владении луцкого братства. Единственной известной нам книгой, отпечатанной в "монастыре братском Луцком", является церковнослужебная книга "Апостолы и евангелия", вышедшая в 1640 г.
Павел Домжив-Люткович и Сильвестр (чьего имени мы полностью не знаем) печатали в своей типографии разного назначения книги - церковнослужебные, книги, предназначенные для назидательного чтения, надгробные речи. Они призваны были защищать православие и от нападок униатов, и от преследований господствующей католической церкви и верных ее слуг иезуитов. Мы в точности не знаем, авторство каких именно книг принадлежит самому издателю. Нужно думать, Павел Домжив-Люткович не обладал таким большим и разносторонним литературным дарованием, как Кирилл Транквиллион Ставровецкий. Несомненно, однако, что он имел достаточное образование, владел латинским и польским языками.
Как видно из перечисленных выше названий его книг, трудно установить закономерность их выбора для печати: наряду с панегириками мы встречаем здесь и один из первых катехизисов - книгу, носящую учебный характер. Характерно также, что Домжив-Люткович счел возможным и нужным напечатать Псалтырь - книгу, которая служила, как известно, и в России и на Украине для обучения грамоте.
Украшающая книгу гравюра псалмопевца выполнена с явным стремлением создать реалистическое изображение, композиция ее вызывает в памяти многие западные (польские) примеры.
Это убеждает нас в том, что Домживу-Лютковичу его непрестанные странствия не мешали знакомиться с образцами близкой к Ренессансу книжной культуры, воспринимать ее и творчески перерабатывать.
Из всех трех рассмотренных нами типографий оборудование его "друкарни", несомненно, было наиболее примитивным, что не могло не сказаться на технике набора и печати его изданий.
Различны были судьбы трех украинских типографий, возникших в начале XVII в., когда борьба за укрепление и сбережение национальной культуры была особенно напряженной. Не одинаков и удельный вес того вклада, какой каждая из них внесла в то "книжное художество", которое тогда только набирало силы для своего расцвета и которому начало положил Иван Федоров. Показательно, что наряду с крупными очагами украинской культуры она формировалась в безвестных до того монастырях, городках и поместьях, где находились люди, всю свою энергию, все свои знания, все свое искусство убежденно отдававшие служению своему народу - куда бы ни забросила их судьба.